Однако в караоке Вадим все чаще поет песни Дэвида Боуи — тот всегда был его кумиром. Роль образца, иконы хорошего вкуса сам Ясногородский — или Ясный, как называют его друзья, — играет для многих модников в Москве. Drinkster поговорил с Вадимом о напитках его жизни.
Давайте начнем с самого начала: какое у вас самое раннее воспоминание об алкоголе?
Совершенно точно — шампанское лет в десять. У моей мамы много родственников — четыре сестры и брат — и, приезжая к ним в новогодние каникулы, я тайком от мамы, братьев и сестер пробовал шампанское. Естественно, это было «Советское шампанское». Мне оно тогда казалось веселым сладким лимонадом. А если говорить про крепкий алкоголь, то я попробовал его только в конце школы, когда остальные уже бухали вовсю.
Почему? Вы что, не состояли ни в каких субкультурах, серьезно увлеченных саморазрушением?
Наоборот, состоял. Просто мы все время пили вино: все знают «Три семерки», и это был самый забористый-нажористый вариант. Я помню, что можно было бухнуть, стать веселым и не уйти в точку.
Вообще, может ли быть у людей вашего поколения какая-то ностальгия по советской алкогольной культуре?
Нет вообще. Все это было невкусно. И даже тогда, не имея возможности пробовать что-либо еще, я был уверен, что это довольно гадко и что явно существует нечто другое. Когда я попробовал в 14 лет мартини — мой дядя капитан помимо винила возил много интересных штук, — то понял, что раньше пил какую-то дрянь. В Ленинграде, где я тогда жил, ведь вообще ничего не было. «Березки» моей семье были недоступны.
А коктейли с демидролом или дихлофосом приходилось пить?
Я, к сожалению, ездил в так называемый трудовой лагерь, мы жили в бараках в чистом поле, и там я попробовал много всего странного.
Я на самом деле из желания все попробовать потом стал журналистом.
Ну, во-первых, плодово-ягодное вино, которое мы называли плодово-выгодным. Думаю, что это был какой-то компот со спиртом. Во-вторых, общаясь с местными, мы пили одеколон — просто было дико интересно.
Прямо чистяком? Зажмурившись?
Да, и занюхав ватником. И это невозможно! Это ужас! Эффект хуже «Ягуара». На втором глотке исчезаешь. Еще потребляли что-то, сделанное из денатурата, какое-то отвратительное производное, которое при этом казалось сильно мягче одеколона.
А вот то, что Россия долгое время существовала в режиме дефицита и извращенных отношений с миром потребительских ценностей, — как это повлияло на наши теперешние вкусы? То, что мы сейчас на первых местах именно по потреблению западных напитков? Что у нас виски чуть ли не водку бьет...
Полагаю, что в этом смысле мы идем туда же, куда и весь мир — виски победило везде. Я лет 5 назад консультировал людей, делавших рекламную кампанию для Johnnie Walker в Греции. Мне сказали, что они просто победили, и все. История с виски такая же, как с кока-колой. Это просто гениальная вещь. То есть кока-кола — это дико вкусно. Могу сказать, что я люблю пробовать разные лимонады, но всегда возвращаюсь к коле. Это просто очень удачное попадание во вкус — так и с виски. Создан алкоголь, который большинству людей нравится.
При этом, в отличие от колы, виски — все-таки категория, а не бренд. Вы какое пьете?
Виски мной сейчас употребляется так. Либо это что-то односолодовое — любимый Lagavulin. Либо самый дешевый и простой сорт для домашних коктейлей — это Scottish Collie. Сейчас модно еще пить бурбоны — в Old Fashioned, например. Если отдельно, то я беру Jack Daniel’s, если в миксе — то Maker’s Mark или Monkey Shoulder. Честно говоря, я их не очень хорошо знаю. Еще одно потрясающее открытие недавнего времени — Jack Daniel’s Tennessee Honey. Притом что это для девчонок — виски на меду очень сладкий — но это опять-таки жутко вкусно. Я всем про него прожужжал уши.
Расскажите, как началось ваше знакомство с европейскими алкогольными традициями?
В конце 80-х я оказался в Западном Берлине, и вот там было очень много крепкого алкоголя.
Кроме наркотиков тогда среди нас, панков, самой пристойной считалась текила. Собственно, там, тусуясь в очень богемных кругах, мы все время либо долбили, либо глушили текилу.
Что вы там делали? Работали?
Ничего не делал. Я был в таких состояниях, что работать не представлялось возможным. Ну то есть я что-то фотографировал, писал в журналы, издававшиеся на машинописных страницах. Много автостопом ездил по Германии, тусовался с музыкантами из группы The Bad Seeds, вел богемную жизнь. Но денег не зарабатывал. Как было? Приходишь в любое место, видишь стол с едой, бутылками, наркотиками. И если через неделю у тебя не прекращает идти кровь из носа, то переключаешься на выпивку. Западный Берлин был очень специфическим местом, где правительство буквально выдавало деньги людям, если они приходили в магистрат и говорили, что занимаются искусством.
Сколько вы времени провели там?
Трудно сказать... Года три с возвращениями в СССР. Приезжал на месяц в Берлин, потом просыпался в Гамбурге, и к вечеру мы ехали кутить в Амстердам. Потом, женившись на француженке, долгое время жил в Марселе.
Марсель — это пастис!
Ага, вообще его ненавижу. Зато там я полюбил ром — еще один важный портовый напиток. Ведь изначально ром должен был проваландаться в бочке на корабле, чтобы стать ромом. Его, наверное, я люблю сейчас больше всего.
А какое на вас влияние оказал французский обычай пить вино за едой и пить вино, чтобы разбираться в нем?
Вино во Франции я полюбил и начал реагировать на базовые определения. Конечно, я не знаток, но любитель определенных типов вин. Главное — Бургундия. Люблю розовое Bandol — это северо-восток Прованса. Недолюбливаю итальянцев. Но понятно, что напиток должен соответствовать обстановке и еде. Сейчас здесь я пью водку, потому что страшно захотелось съесть оливье. Так же глупо было бы заказывать бургундское, если мы встречались бы в Tapa de Comida и ели островатую испанскую еду. Так же с любимой тайской едой — что-либо, кроме пива, брать вообще бессмысленно. Все тонкости вкуса напитка все равно пропадут.
Азиатская кухня в принципе в массовом сознании не залинкована на алкоголь. Саке, конечно... но за ним лично у меня нет никакого образа пития, кроме того, что это довольно эксцентричный и по сути неприятный выбор.
Некто Кобэ научил меня в Париже пить саке ледяным вместо подогретого — и тогда он превращается в великолепный бодрящий напиток, которого можно выпить много и обойти все парижские фэшн-показы потом. У меня есть любимое парижское место, которое сейчас уже много народу знает, но когда-то я был первым из журналистской братии, кто там побывал. Так вот называется оно Kobe и находится в соседней двери от отеля, в котором я всегда останавливался, когда работал в Cond Nast. Там я завтракал, обедал и ужинал во время командировок. Однажды утром Кобэ подошел ко мне со счетом и, посмотрев на него, строго сказал: «Чего-то как-то мало!» Я говорю: «В смысле?» Он: «Ну мало. А! Ты саке не пил!» И вот с тех пор нормальной привычкой стало с японской едой брать остуженный саке.
Вот вы упомянули Кобэ. Наверняка в вашей жизни еще есть люди, оказавшие влияние на то, что вы пьете. Есть ли у вас алкокумиры?
Я какое-то время очень любил шампанское с виски. Там, как и с водкой в Bloody Mary, важно, чтобы виски не выступало. И однажды в Лондоне в отеле Dorchester попал на день рождения к Джерри Холл, где бухал наперегонки с Миком Джаггером. Было дико весело, ну и само по себе круто — пить с Джаггером. Но на следующий день я проснулся в самолете и долго после этого не мог пить ни шампанское, ни виски. Просто организм отказался. Опять-таки, Jack Daniel’s для меня имеет четкую связь с The Rolling Stones. И Фрэнк Синатра тоже немало его прославил. Не было таких людей, которые заставили меня что-то пить... Но вот была моя первая поездка в Сингапур, снесшая мне крышу. Я в 35 лет понял, что ничего еще в жизни не видел. Известно, что Сингапур довольно скучный, если ехать туда просто так. Но я был с журналистской миссией и, проведя несколько дней с официальными представителями тамошнего бюро по туризму, наткнулся на рынке на двух лесбиянок с красными и синими волосами. Спросил их: «Девушки, где?» Девушки дали мне адреса на все остальные дни. И, как ни странно, везде местные пили коктейль Singapore Sling.
В Москве вот не все знают, что такое Moscow Mule...
Причем в Сингапуре этот коктейль даже в каких-то столовского типа местах пили. Я жутко полюбил Singapore Sling, судорожно искал его в Москве и на этой почве познакомился с гуру нашей барной культуры Сашей Каном. Во всех московских барах на мою просьбу смешать Singapore Sling люди за стойкой пучили глаза, а Кан предложил мне аж два варианта. Он тогда управлял баром «Версия» в Гостином Дворе— и там делал великолепный «Сингапурский слинг».
А какой у вас вообще любимый бар в мире?
Их очень много. В Милане, например, — Magenta и Victoria. Абсолютно немодные, но любимые. Я недолюбливаю Straf Bar из-за своих снобских дел, потому что туда ходят все. Хотя там отлично мешают, особенно для заведения, где туча людей и можно вообще ничего не смешивать. Victoria выглядит более старперски, и там бармен, когда я выпил уже все возможные смеси рома, налил мне ром с имбирным элем и несколькими кусочками огурца и имбиря. Теперь я так делаю дома. Magenta хороша тем, что закрывается довольно поздно. Любимый бар — он не всегда модный и не всегда крутой. Он должен быть другим, каким-то неочевидным.
А что для вас критерий?
Хороший коктейль. Уютность. Бар — это всегда общение, на мой взгляд. Хорошо, чтобы вокруг были сверстники или люди ненамного моложе меня. Ведь выпивать интересно с людьми своего возраста. Хотя я всегда прекрасно чувствую себя в «Солянке», а там публика, скорее, возраста моей дочки. В Москве еще есть забавные фриковатые Delicatessen, которые смогли меня удивить, угостив французским шафрановым джином. У них было довольно много редкостей: вспомним Pimm’s, который они сами возили, когда его еще не было на русском рынке.
Интересно, что алкоголь стал подвержен таким же потребительским модам, как одежда или еда. Вот сейчас определенно есть мода на джин.
Да, мне очень нравится холодный чай с огурцами и джином, который придумали в кейтеринговой компании Ferma. У меня был период любви к джину, и он, похоже, возвращается. И еще момент по поводу моды: на днях смотрел какие-то результаты мировых опросов по потреблению алкоголя. Там пишут про явный подъем внимания к ингредиентам внутри коктейлей. То есть люди спрашивают в баре, с каким конкретно крепким напитком будет смесь, и готовы платить больше денег за более качественный и дорогой компонент. В принципе, везде в мире барная культура стала более изощренной.
А что раздражает в московской устоявшейся барной традиции и общей картине алкогольного бытия? Помимо цен...
Это касается сферы обслуживания. У нас много работает людей, приехавших из других мест, понаехали — хотя я сам понаехал, — не знают и не понимают, что делают. Не понимают, почему надо положить лайм, а не лимон, почему пропорции должны строго соблюдаться. Их никто не обслуживал, им никто не делал такие коктейли. Просто им выдали бумажку, и они по ней работают. Хотя это излечимо: персонал быстро учится, а тех, кто не учится, увольняют.
Вы-то за свою долгую жизнь за рубежом, где нет такой социальной стратификации, как у нас, не успели поработать барменом?
Ровно два дня. Мои друзья открыли в Марселе бар, я упился в первый день, упился во второй и понял, что не могу. Место предназначалось для студентов Академии художеств, музыкантов, актеров, галеристов. Простенький такой бар на углу — меня позвали помочь, и у меня не вышло. Получается, если ты приходишь на работу, и там стоят краны с алкоголем, то в 26 лет — столько мне было — не можешь выдержать. Я не мог вспомнить, сколько продал, всю ли сдачу забрал. Разумеется, я ничего не воровал, не делал ничего сложнее ром-колы, но все равно не справился. В основном там тогда подавали вино. Это сейчас во Франции виски и пиво стали уместными барными напитками, а тогда — акцент был на вине. Помню забавнейшую историю: в Марселе в баре Le Plain рядом со мной сидел такой панкового, насколько это возможно на Юге, вида персонаж, который был явно в полукоматозном состоянии и во время разговора периодически отъезжал, выпадал в сон. И этот человек меня убеждал, что везде надо пить местное вино, потому что, если его везут больше 100 км, оно портится из-за тряски. Он наверняка недели через две от передоза умер, но рассказывал, что нельзя перевозить вино, потому что вкус не тот!
В России в принципе нет такого количество правил, запретов, направляющих, которые говорят, что можно, что прилично, что с чем...
Мы первое поколение, которое хотя бы знает, что белое — к рыбе, а красное — к мясу. Невозможно сразу же начать всей страной хорошо одеваться, смотреть интересное кино, читать умные книжки и соблюдать правила алкогольного этикета. То, что мы пили в школе, вообще нельзя пить! Тем более в таких количествах. Портвейн — десертный напиток, который пьют холодным в маленьких рюмочках. Выяснилось, что его изобрели совершенно для других ситуаций, и, чтобы такие ситуации возникли, необходимо время.
Хорошо, ну а кто лучший собутыльник?
Главный редактор журнала Rolling Stone Александр Кондуков! Он сейчас, к сожалению, не пьет — он ведь чуть не умер от алкоголя. Но его драйву я искренне завидую. На самом деле мой главный кумир в жизни — это Дэвид Боуи, в том числе и в искусстве пития. У него были моменты, когда он выпивал по 2 бутылки водки в день и записывал отличные пластинки.
Но Боуи в первую очередь ассоциируется с хорошим вкусом в одежде...
Так это моя основная идея. Я люблю пить, потому что, во-первых, это вкусно, это одно из удовольствий жизни. И во-вторых, потому что алкоголь — часть огромной культурной традиции, связанной с музыкой, с рок-н-роллом. Непьющий музыкант — это странно. Есть, конечно, люди, которые просто вынуждены прекратить, как Саша. И есть совсем экстремальные персонажи — типа Пахомыча (Сергей Пахомов — художник, перформер, участник музыкального проекта «Пахом и Вивисектор». — Прим. ред.).
Он как раз воплощает очень русские взаимоотношения с алкоголем.
Да, гротеск и метафизику. В своем ужасном он прекрасен. На самом деле человек, с которым мне лучше всего пить, — это моя жена Анита: мы любим выпивать и тусоваться, особенно в путешествиях. А вот с родителями не очень получается: они из поколения шестидесятников и пьют так, что мне их не догнать. Повторяю, что у меня нет ностальгии по Советскому Союзу. Если упрощать, то плохая еда и отсутствие возможности путешествовать — это ад. Я и курить перестал, потому что мне стало невкусно.
Мне еще кажется, что советская концепция алкоголя во многом происходит из желания убежать от жизни, разрушить себя. В то время очень мало ценили человеческую жизнь и использовали алкоголь, чтобы сделать себе хуже. И сейчас, несмотря на то что все-таки базовая идея заключается в поиске удовольствий, этот саморазрушительный фон все еще чувствуется. Например, оказываясь в московском Noor Bar и в каком-нибудь нью-йоркском Raines Law Room в одно время — примерно одного типа места, — вижу, что у нас все стремятся к угару, а в Нью-Йорке смакуют.
Англичане! Единственная нация, с которой русские совпадают в отношении к пьянству. В Лондоне люди совершенно бесстыдно пьют. Я считаю, что в тамошнем баре опаснее, чем в московском: они просто начинают драться. Помню, пошел я как-то отмечать с коллегами из британского GQ сдачу номера — и было две драки среди редакции. Причем на следующий день все пришли на работу и здоровались как ни в чем не бывало. Это, наверное, и есть английский рок-н-ролл в жизни.
Обсудив алкоголь, нельзя не коснуться его обратной стороны — похмелья.
Сейчас в связи с тем, что за последние пару лет я сменил род занятий и моя персональная ответственность возросла в разы, я стал гораздо меньше пить в принципе. Но вот мои два базовых правила для превентивной борьбы с похмельем: никогда не пить до 12.00 и никогда не похмеляться. В какой-то момент, когда я очень много выпивал, у меня похмелье просто пропало или вписалось в режим. Надо высыпаться на самом деле.
А ведь многие наши друзья считают похмелье едва ли не более ценным состоянием души и тела, чем опьянение, и дикое удовольствие получают от своих восстановительных ритуалов.
Нет, я этого не люблю и совершенно не поддерживаю восприятие похмелья как своеобразного наказания за радость накануне. Вины я никогда не чувствую.
Вы что, не совершаете дурацких поступков?
Список бесконечный.
